Память - Страница 138

138

– И бросить ему Галени на заклание? А потом позволить этому человеку руководить СБ следующие десять-двадцать лет, зная то, что я о нем знаю? Как ты думаешь, сколько прошло бы времени, прежде чем он перестал бы просто докладывать Грегору и начал манипулировать им посредством своих докладов или более прямым способом? Ради его же собственного блага, разумеется, и блага Империи.

– Я бы не стал. Я бы хорошо вам служил, сир, – настойчиво произнес Гарош, но голос его был тих и головы он не поднял.

Грегор глубоко нахмурился.

«Черт с ним, пусть протестует.» Майлз оставил свои попытки лишить Гароша такой возможности, как не стал бы пытаться отнять у утопающего подвернувшееся тому под руку бревно. Ему уже больше ничего не нужно было от Гароша, ни признания, ни даже свершения мести. Больше не было необходимости в ответной ненависти. Майлз мог лишь оплакивать Гароша – честного человека, который существовал еще этим летом, а теперь пропал; нынешний Гарош, Гарош этой зимы, сам избрал свою судьбу. «У тебя больше нет веса, и ты не можешь стронуть меня с места. А я устал и хочу поужинать.» – Мы все уже сделали? – вздохнув, спросил он.

Грегор откинулся к стене. – Боюсь, что да.

– Вы действуете, будто это было убийство, но это же не так! Это не была измена, – упорствовал Гарош. – Вы должны это понимать, сир.

«Попробуй сказать «Простите меня». Оставь оправдания, обратись к милосердию. И ты будешь удивлен тем, что случится».

– Саймон даже не особо пострадал!

Совершенно не торопясь, Грегор встал и повернулся к нему спиной. Гарош открыл было рот для еще более безнадежных оправданий, но непроизнесенные слова застряли у него в глотке. Иллиан, прославившийся вкрадчивой ядовитостью своих высказываний, выглядел так, словно ему в голову никак не приходит достаточно едкая реплика.

Как только по жесту Грегора дверь отворилась и тот, пригнув голову, вышел, Айвен рванулся наружу вслед за ним. Иллиан подождал, пока выйдет Майлз, исключительно по привычке не позволяя тому поворачиваться незащищенной спиной к потенциальной опасности, и проследовал за ним в коридор. Дверь с шипением закрылась за последними, придушенными протестами Гароша, резко оборвав их, словно бритвой по горлу.

Все молчали, пока не дошли до самого выхода из тюремного блока. Тут Иллиан заметил: – А я-то думал, что эта фразочка насчет борьбы с искушением было шуткой.

– Выпало два очка из трех, Саймон. Шансы были почти равными. Я… мне вообще-то не очень хочется об этом рассказывать.

– Значит, он пытался подкупить одного из моих Аудиторов, – задумчиво протянул Грегор. – Это государственное преступление.

– Не думаю, что мечтаю о попытке объяснять это военному трибуналу, сир. Гарошу и так досталось больше некуда. Вряд ли его можно уничтожить сильнее. Оставь так. Пожалуйста.

– Как вы пожелаете, милорд Аудитор. – У Грегора, уставившегося на Майлза в упор, было странное выражение лица. Майлз неловко поежился. Это было не удивление, не изумление, которое могло бы быть оскорбительным. Благоговейный страх? Конечно, нет. – Что тебя остановило? Знаешь, я тоже хочу понять, почему. Ты просто должен мне ответить.

– Я не очень понимаю… как это выразить словами. – Майлз поискал и, к своему немалому удивлению, по-прежнему нашел у себя внутри тот самый необычный островок спокойствия. Это помогло. – Просто иногда цена бывает слишком высока, независимо от того, насколько сильно ты хочешь получить награду. Единственное, чем ты не можешь заплатить за самое сокровенное желание своего сердца, это само сердце.

– А-а, – произнес Грегор.

Иллиан как-то прикинул, что время составления аудиторского доклада окажется примерно равным тому времени, за которое Майлз расколол этот случай. Что оказалось чересчур оптимистичным: он не умножил время на коэффициент всяческих помех. Большую часть следующей недели Майлз провел, отсиживаясь в собственной спальне и запихивая массу текстов и файлов с данными в свой комм-пульт. Определив все недостающие фрагменты, он принялся курсировать туда и обратно в штаб-квартиру СБ, дабы переговорить с персоналом судмедэкспертизы, клиники и полудюжины других департаментов, зафиксировать их письменные показания или уединиться для разговора с генералом Аллегре. Он устроил себе поездку за пределы Форбарр-Султаны, чтобы собрать дополнительные медицинские свидетельства от адмирала Авакли. Майлз перепроверил все. Ему абсолютно не хотелось, чтобы этот доклад принесла обратно к его ногам приливная волна дополнительных запросов и уточнений, пусть даже без язвительных иллиановских комментариев на полях документа.

Майлз сконцентрировался изо всех сил на составлении краткого и эмоционально нейтрального по формулировкам отчета о всяческих обструкциях и дезинформациях, устраиваемых Гарошем в пик медицинского кризиса Иллиана. Он ругал себя за каждый пропущенный ключ; о, Гарош тогда превосходно им манипулировал, манипулировал ими всеми! И тут в комнату незваным ввалился Айвен, во весь голос вопрошая: – Ты соображаешь, что творится в твоих гостевых апартаментах?!

Майлз застонал, запустил себе руки в волосы, жестом велел Айвену молчать, попытался – безуспешно – вспомнить блестящую фразу, которой он собирался завершить параграф, сдался и выключил комм. – Незачем орать.

– Я не ору, – ответил Айвен. – Я просто решителен.

– Не был бы ты так любезен проявлять свою решительность на пониженных тонах?

– Нет. Саймон Иллиан спит с моей матерью, и в этом виноват ты!

– Почему-то мне так не кажется.

138