Понукаемый совестью, этим вечером Майлз прервал работу достаточно рано, чтобы отправиться домой и поужинать вместе с матерью и Иллианом – та капелька вежливости, которую от него ждали. Он успешно удерживал беседу на вопросе развития имперской колонии на Сергияре, о чем, разумеется, графине было много чего интересного порассказать. Вернувшись рано утром в штаб-квартиру, он некоторое время дышал Гарошу в затылок, пока тот снова не начал с чувством перечислять преимущества поездки на Единение Джексона. Ухмыльнувшись, Майлз продолжил свою инспекцию.
Визит в Аналитический отдел занял большую часть дня. Помимо всего прочего, Майлз задержался там поговорить с Галени, а затем – с аналитиками, задействованными в решении этой внутренней проблемы СБ. Они тоже по большей части ждали прибытия галактических рапортов. Заодно Майлз проверил, как идет работа по другим вопросам. Высочайший приоритет дела о злонамеренном разрушении иллиановского чипа не означал, что все прочие кризисы были отложены. С начальником департамента по делам Комарры, генералом Аллегре, у Майлза был долгий и интересный разговор, по вполне понятной причине свернувший на тему помолвки Грегора – ту, что в общении с Галени Майлз аккуратно избегал. Интересно, подумал Майлз, не стоит ли устроить себе путешествие поближе – на Комарру, чтобы лично побеседовать с шефом тамошнего Департамента по делам галактики? Полковник Ольшанский из Департамента по Сергияру, вежливо осведомился о здоровье графини; Майлз пригласил его с нею отужинать – любезное предложение, которое полковник, похоже, счел слегка устрашающим, но с готовностью на него согласился.
То, что Майлз считал самым лакомым кусочком своей инспекции, выпало, и не случайно, на конец нынешнего дня.
Хранилище вещественных доказательств СБ размещалось в самых нижних подвалах, занимая помещения старого тюремного блока – комнаты ужасов, как всегда думал о них Майлз. Этот блок был самой современной темницей в последние жуткие дни императора Юрия Безумного, и там стоял отчетливый запах медикаментов – с точки зрения Майлза, куда сильнее леденящий кровь, нежели покрытые влагой стены, паутины, цепи и снующие насекомые. Император Эзар тоже использовал эти помещения, но гораздо осмотрительней, для политических заключенных – начиная с тюремщиков самого Юрия, изящный штрих мировой справедливости в его вообще-то жестоком царствовании. Майлз был убежден, что одним из лучших негласных достижений регентства его отца стало реальное превращение этой зловещей тюрьмы в музей. Здесь и вправду стоило бы выставить «живую картину» из восковых фигур: Юрий Безумный и отряд его головорезов.
Но, сделавшись хранилищем вещественных доказательств, она превратилась в одно из наиболее надежных мест на планете. Теперь здесь поселились самые интересные вещицы и штучки, собранные СБ на протяжении ее многочисленных расследований. Отдельные комнаты были набиты документацией, оружием, биопрепаратами – хорошо запечатанными, как надеялся Майлз, – наркотиками и еще более странными предметами, конфискованными у злодеев и неудачников и ожидающими выявления состава преступления, дальнейшего изучения или пересмотра их классификации и отнесения в разряд устаревшего.
Он мысленно вообразил себе, как задумчиво гуляет по комнате с оружием. В последний раз он был там пару лет назад, доставляя кое-какие любопытные «конфетки» с одной из своих дендарийских операций. На одной из дальних полок Майлз обнаружил ржавый металлический арбалет и несколько пустых жестянок из-под солтоксинового газа. Последние (не считая его самого) материальные свидетельства, оставшиеся от покушения на тогда вновь назначенного Имперского Регента лорда Эйрела Форкосигана и его беременную жену. Тридцать лет и несколько месяцев назад. «Альфа и омега, парень, начало и конец.»
Дежурный сержант за столом проходной, устроенной в бывшей комнате для обработки заключенных возле единственного входа в секцию, оказался бледным молодым человеком, немного смахивающим на монастырского библиотекаря. Когда Майлз вошел, он вскочил со своего кресла за комм-пультом и вытянулся по стойке «смирно», испытывая явную неуверенность, козырять ему или кланяться. В качестве компромисса он резко склонил голову: – Милорд Аудитор! Чем могу вам помочь?
– Сядьте, расслабьтесь и выполните все необходимое, чтобы пропустить меня внутрь. Я хочу устроить себе экскурсию, – ответил Майлз.
– Разумеется, милорд Аудитор. – Он сел на место, а Майлз, имевший опыт подобных процедур, подошел к столу, положил ладонь на читающую пластину и вытянул шею, приблизив глаз к сканеру сетчатки. В улыбке сержанта проглядывала благодарность: тем самым Майлз избавил его от необходимости решать, выше ли Имперский Аудитор обычных норм безопасности или нет, а если нет, то как, к дьяволу, он отнесется к попытке заставить его подчиниться правилам?
Но облегчение сержанта оказалась недолгим: огоньки на его панели мигнули красным, и комм-пульт издал протестующий звук. – Милорд? Вы особо внесены в список не имеющих допуска, по приказу генерала Гароша.
– Что? – Майлз обошел комм-пульт и глянул через плечо сержанта. – А-а. Проверьте дату. Это пережиток… прошлых недель. Если он вас беспокоит, позвоните в приемную Гароша и получите санкцию на изменение данных. Я подожду.
Нервничающий сержант так и поступил. Пока он улаживал вопрос с секретарем Гароша, который в ту же секунду, как понял, в чем дело, поспешил передать разрешение и сопроводил его извинениями, Майлз разглядывал двухмерный экран с регистрационными данными, высветившийся над видео-пластиной. Он показывал список всех его визитов сюда за почти десять лет – с датой и временем каждого, а также кодами предметов, которые он вносил или выносил. В основном вносил. О да, здесь есть и веганская бомба с искусственным интеллектом – благоразумно подвергнутая лоботомии. И те странные генетические образцы с Цетаганды, ныне, как Майлз подозревал, подвергающиеся дальнейшему изучению под эгидой доктора Уэдделла. И… что за черт?!